Исторический рассказ-пересказ, глава 43 и 44

Быстро летит время, а наша память хранит события минувших дней. Предлагаю снова окунутся в прошлое и пусть это будет в назидание и напоминание о том, что Господь заботится о нас…


Глава 43. Унылый дух
Белая мазанка украинского стиля утопала в зелени. Два куста сирени, белой и фиолетовой, цвели, благоухая и наполняя воздух ароматом. Большой куст розы был еще в бутонах. Домик-мазанка был уже ветхий. Забор и калитка тоже доживали свой век. Покосившаяся скамейка еще служила отдыхом уставшим. С левой стороны, на горке, был небольшой сад: росли там красная и белая смородина и крыжовник. Хозяйка дома, одинокая женщина, жила в Риге. Там она имела квартиру, и, как видно, не собиралась возвращаться, тем более ремонтировать свой домик. Поэтому она с такой легкостью разрешила русским беженцам поселиться в нем. Теперь здесь лежал больной русский христианин. Он чувствовал, что приближается его переход в иное жилище, вечное, нетленное. Библия лежала у него рядом с подушкой. От чтения он быстро утомлялся. Дети бегали вокруг, шумели, они не понимали, что больному отцу нужен покой. Найдя на полу монетку, старшие дети давали ее в ручку маленькой Вере, ей был год и шесть месяцев, и шептали:
– Иди к папе, подай денежку, а он даст тебе конфетку…
Она понимала это, протягивала папе свой кулачок с монеткой. Отец умилялся, он слышал, как ребенка посылали старшие дети.
– Доченька в магазин пришла, покупать конфеток, – поглаживая по головке, приговаривал он. – Возьми пять конфеток и раздай братикам и сестричкам.
Михаил позвал детей:
– Идите, детки мои милые, сюда. Спойте мне ту песню, что мама поет: «Жгуч мороз». Михаилу песня эта нравилась, он любил слушать ее. Песня эта о супружеской верности и о тяжелой жизни на земле. Дети запели: «Жгуч мороз трескучий, На дворе темно…» Эта песня о семье ямщика. Крестьянин уехал в Москву на заработки. Пятая неделя, а его все нет – как в воду канул – так поется в песне. Мать с сыном находились в ожидании каждый вечер. Мать не спала целыми ночами, а сынок ждал гостинец от папы. Вдруг морозная дверь отворилась, вошел незнакомый мужчина и сказал, что привел их лошадей, потому что отец умер в Москве…
Дети допели песню и тихо удалились, видя, как отец рыдает в подушку. У той вдовы ямщика был один сын, а здесь пятеро – один одного меньше. Михаил собрал все силы и воззвал к Богу: «Господи, помилуй детей моих и жену мою! Когда возьмешь меня к Себе, трудно будет вдовице моей и детям моим. Будь им Отцом!» И вспомнил он свои слова, сказанные жене во время второй беременности: «Десять будет – всех прокормлю». «Господи, прости меня. Не вмени во грех слова мои. Жалкий я человек, и праведность моя как запачканная одежда! Прости меня и помилуй, прими меня в обители Твои. Благодарю Тебя за Мазсалацкую церковь, они много помогли нам, воздай им благословением Твоим!» И он благодарил и благодарил Бога, перечисляя все милости Его, вручая семью свою доброму Пастырю. Дети слышали его молитву и понимали, что он разговаривал с Богом, и Бог слышал его. Но вдруг дети прильнули к окну:
– «Скорая» приехала к нам! – закричали они. Михаил подумал, что это к нему приехали врачи. Но вот дверь без стука распахнулась, и несколько человек внесли носилки, а на них лежала Мария. Ее положили на кровать.
– Ах, детушки мои! – вскричал Михаил. – И маму принесли… Что с нею? – спросил он у вошедших. Латыши ничего не сказали и, качая головами, вышли.
– Господи! – шептал Михаил, – Ты утешил меня, что не оставишь семью мою. Что же случилось с женой? – спрашивал он у Бога.
Мария лежала молча.
– Что с тобой, Манюшка? – осторожно спросил Михаил, поворачивая к ней голову.
– Ничего… Так, обморок, пройдет, – ответила она тихо.
Дети тоже были испуганы, но услышав от матери: «Ничего, пройдет», стали снова играть и смеяться. Мария лежала, сердечко еще трепетало, но сделанный укол восстанавливал силы. Мысленно она вернулась к станкам, где упала на мокрый цементный пол: «Сама я виновата, – думала она, – зачем я растревожила свое сердце этой песней?!» Мужу она не сказала, что «безобидная» песня, которая рисовала действительность бедной молодой женщины, спровоцировала этот обморок.
Осыпаются пышные розы,
И в саду не поет соловей.
Только ты лишь, моя дорогая,
Все сидишь у постели моей…
Но песня эта была не Божия. В ней не было надежды, со смертью кончалось все, она была навеяна духом уныния. Скорее всего, Мария не понимала, что, тревожа свое сердце мирскими песнями, она грешит перед Богом, и еще не раз она будет повторять этот грех, пока Господь не проговорит к ней.
Весть о том, что одна прядильщица, русская женщина, упала у станка, дошла до директора фабрики. Директором была женщина, немка, как видно, добрая по нраву. Она сказала: «Эта русская женщина упала от голода. Я узнала, что у нее больной муж и пятеро детей, она работает одна».
Когда Мария пришла на работу, мастер велел ей каждый день ходить на фабричную кухню и брать для своей семьи щей, сколько унесет, бесплатно – приказ директора. На следующий день две девочки, Женя и Валя, уже несли из фабричной кухни четыре литра жирных щей в банке с крышкой из-под пороха. Семье стало легче, дети были сыты.
Через несколько дней женщина-директор пришла с мужем к русской прядильщице. Они принесли плетеную корзину с двумя ручками, полную льняного белья. Муж остался сидеть на скамеечке около дома, а жена зашла. Она хотела посмотреть, как живет эта бедная женщина, и убедилась сама, видя все состояние семьи. Она обещала Марии помочь и дать другое жилье от фабрики.

Глава 44. Переход Михаила в иной мир
Михаил Тимофеевич любил цветы. Зимой, лежа в постели, когда ему было особенно трудно, кажется, вот и конец, он просил Господа, чтобы Он дал ему дожить до весны, чтобы еще раз посмотреть, как расцветает и благоухает природа. И Господь исполнил его желание. Когда наступил момент перехода, Мария была дома, она увидела, что он преображается, что-то видит. Она подскочила к больному и закричала: «Миша, Миша! Ой, умирает!» Он вздрогнул и тихо прошептал:
– Я видел Ангела, он пришел за мной. Зачем ты помешала? Он удалился…
– Прости меня, Мишенька, я испугалась.
Еще немного времени он подышал, и когда наступил переход, Мария стояла в безмолвном благоговении. Это было в мае 1944 года.
Для семьи это было тяжелое время: все дети заболели корью, лежали с высокой температурой. Хоронить Михаила пришло много братьев и сестер из Мазсалацкой церкви, у каждого было по букету живых цветов. Слово Божие утешало Марию, не было места для слез. Слово читалось о том, чтобы не скорбели как прочие, не имеющие надежды, и Мария возложила на Господа свое упование, и Он ее укреплял.
Похоронили Михаила за городом, на смешанном кладбище, потому что на лютеранском не разрешили, да и не все ли равно, где лежать праху. Могилка вся была обложена живыми весенними цветами: нарциссами, тюльпанами, сиренью. Так Мария осталась молодой вдовой с пятерыми детьми. Какой путь назначит Господь для ее семьи? Она не знала.
Работа на фабрике была не из легких. Станок, метра три длиной, с крутящимися шпулями, освещался сверху, узкие окна были высоко, внизу был полумрак. Прядильщица ходила вдоль станка, а иногда и бегала, нити на шпулях то и дело рвались, и она должна была быстро припрядать нить от кудели льна, пользуясь водой. Поэтому цементный пол в помещении был мокрый. Работницам давали спецобувь – кликоты, это вроде наших шлепок, на толстой деревянной подошве, с носком из грубой кожи, без задников, и хотя в них ходить было не очень удобно, но они сохраняли здоровье ног. И так восемь часов на ногах, с поднятыми вверх руками, Мария работала, работать было надо – в гнезде пять птенцов, которые хотят кушать.
По воскресеньям Мария ходила на собрание, дети посещали воскресную школу. Но иногда у Марии появлялось желание сходить на могилку мужа и дать волю слезам. Когда мать говорила детям: «Сходим сегодня на кладбище, на папину могилу?» Дети протестовали: «Нет, ты опять плакать будешь!» И действительно, только она склонялась над могилой, слезы лились из глаз рекой. А причитывания как будто у нее заранее были приготовлены – этот скорбный монолог: «Ах, мой милый Мишенька! И на кого ты оставил меня, сиротинушку?! И взгляни ты на своих милых детушек! Они пришли на твою высокую могилушку! И скажи ты им словечко ласковое!..» Потом она затихала, дети видели, что ей плохо, трясли ее за уши, за нос, и плакали все. «Не пойдем больше с тобой на могилу, а то ты умрешь! Лучше бы мы пошли на собрание!» И так в этом отношении дети увещевали мать. Потом пресвитер спрашивал, почему Марии не было в церкви. Дети рассказывали, что были на кладбище, мама очень плакала. Он не одобрял этого и не велел ей ходить на кладбище в воскресный день. «Этот день для славы Божией и для общения друг с другом, с церковью», – говорил он.

продолжение следует

Валентина Михайловна Ефимова

Галина Шперлинг

2 комментария

  1. Здравствуйте, Галина!
    А продолжение будет? Заждались…

    • Галина Шперлинг

      Лена, приветствую. Только приехала в город, меня не было все лето. Постараюсь в ближайшие дни наверстать упущенное. Божиих вам благословений.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *