И снова я приветствую своих читателей. Если вы еще ждете продолжения рассказа о моих предках, то сегодня тот самый день, чтобы продолжить его…
Глава 56. Еще раз осиротели
Дедушка становился все слабее, и зимой, в 1949 году, он умер. Бабушка еще осталась жить, хотя она была и постарше его, и тоже немощная. Когда понесли хоронить дедушку, то Левохновский священник не разрешил его хоронить на кладбище: «Хороните за оградой Евангелиста!» Так дедушка удостоился посмертно этого высокого звания. Маме пришлось обратиться в сельсовет и принести разрешение на захоронение.
Без дедушки нам стало тяжелее. В школу ходили уже трое. Учились мы все хорошо. Мама не помогала нам делать уроки, а мы, приходя со школы, помогали ей по хозяйству и в огороде. Старшая сестра Женя училась на отлично, ее тетради сохранялись в архиве школы для примера последующим учащимся, а я была хорошистка, потому что много пропускала уроков. Скажет мама: «Валя, не ходи сегодня в школу, то и то надо сделать». И я оставалась. Так полюбила я трудиться еще с детства.
Бабушка наша была иначе, чем дедушка, она не стремилась к миру. Все через нее были какие-то ссоры. В деревне называли таких людей – греховодники. Иногда нашу бабушку навещала старушка, баба Ганя. Приходя с дубинкой, она еще с порога звала бабушку: «Марфуша, жива? Брянчишь?» – «Брянчу, брянчу…» – слезая с печки, отвечала она. Я слушала их старческий разговор. Бабушка жаловалась, что балуются дети, шумят, что хотелось бы поесть того или того, но нет. Но одно очень запомнилось мне. Бабушка как-то сказала со вздохом:
– Попила бы чайку с сахарьком!
Чай пили травяной, и вместо сахара – белая свекла. Баба Ганя в свою очередь сказала с достоинством:
– Не-е-т, а у нас-то всегда чай с сахарем!
И во всех ее словах была гордыня и хвастовство. Я тогда подумала: «Ничего себе, подруга! Если у нее есть сахар, принесла бы кусочек нашей бабушке, тем более, что идет навестить»…
Как-то вскоре баба Ганя умерла. Мама взяла песенник и сказала:
– Пойдемте со мной, попоем погребальные гимны по бабке Гане.
– А что, – спросила я, – она разве тоже была верующая?
– Да, – сказала мама, – она ведь тоже крещение принимала.
Я очень удивилась. Их разговор с бабушкой о сахаре не позволял мне признать ее спасенной. Вскоре умирала и наша бабушка. В предсмертной агонии она металась по подушке и что-то шептала. Я думала, что она молится. Подойдя поближе, я услышала несколько слов, которые повторяла бабушка: «Смерть моя, возьми меня! Смерть моя, возьми меня!»
Я в своей жизни видела несколько душ, оставляющих тело, и все умирали по-разному. По тому, как уходит человек из жизни, можно определить, куда он идет. Иисус Христос говорил: «Я есмь путь, и истина, и жизнь». Призывая Иисуса, мы призываем жизнь. Жаль, конечно, но бабушка наша призывала не жизнь, а смерть. Схоронили мы и бабушку. Шура, сестра мамы, вышла замуж, а мама осталась хозяйкой в доме.
Мы все больше нищали. Жить было очень тяжело, хлеба всегда не хватало. Теперь некому было починить обувь. Мама все, что могла, перешила нам, детям, на одежонку. Корова у нас еще была, но за нее надо было выносить государству налогом молока 300 литров в год, жирностью 3,7%. А если у коровы молоко ниже жирностью, то надо было выносить 400 и более литров. Деньги за молоко давали небольшие. Молоко носили за три километра в деревню Парник, вечером после работы, по три литра в бидончике. Нести надо было осторожно. Однажды я упала и разлила молоко. Как я горько плакала! Я боялась, что мама меня будет ругать, но мама меня утешила: «Не плачь, это бывает и у взрослых».
Глава 57. Сиротам и вдовам помощник – Бог
Стали нас посещать налоговые агенты. Требовали налог с мамы. Мы, дети, их стали бояться. Мужчина, который приходил с портфелем, строго спрашивал маму:
– Вы скажите мне категорически, будете платить налог или нет!?
– Где я вам возьму? У меня ничего нет! – говорила мама.
– Опишем корову, – отвечал он, – возьмем картофель из подвала.
Но как бы они ни угрожали, мама не могла платить тот налог, который государство наложило на нее. У кого мужья погибли на войне, те пользовались льготами, и какие-то пособия платили их детям. Мы же были обижены законом. У нас отец умер своей смертью. Налоги были большие. Надо было сдать государству на энную сумму: мясо, шерсть, яйцо куриное и какую-то сумму денег. Сами колхозы тоже платили налог. «Первый хлеб – государству», – был такой лозунг, поэтому, как только рожь начинали молотить, зерно первого сорта отвозили на лошадях в районный центр Волот. Урожаи были неплохие, но на трудодень колхозникам оставалось только зерно низкого качества и немного. Вскоре колхозы укрупнили. Наши деревни: Стрелки и Жуковку присоединили к Горицам, Парнику и Пикалево. Начальство все сменили, но легче не стало. Несколько лет наша мама не могла уплатить налог, поэтому она решила продать корову. Часть налога она отдала и купила козочку, чтобы не оставить детей без молока. Но налоги снова стали расти, и вот ей приходит повестка – явиться на суд: «Явка обязательна». Вечером почистила она свою рабочую фуфайку, так как не было выходной одежонки, а утром, помолившись, отправилась эта бедная вдова держать ответ за непокорность властям.
Транспорт никакой не ходил, дороги были плохие, идти надо было пешком 18 километров. Зайдя в помещение суда, она робко села, а в сердце подумала: «Кто же меня будет обвинять? Я преступница, должен быть и обвинитель, и судья». О судье у нее сложилось такое мнение, что это, наверное, мужчина, строгий, вроде Трифона, бывшего председателя колхоза. В зал суда вошел полный мужчина, и мама подумала, что это он ее обвинитель. Вошла также седовласая женщина, лет шестидесяти, и заняла место судьи. Свои места заняли и присяжные заседатели. Судья спросила:
– Пехова Мария Тимофеевна здесь?
Мама встала:
– Здесь.
– Емельянов (далее имя и отчество) здесь?
Он тоже встал. Это был налоговый инспектор. Начался суд.
– Мария Тимофеевна! – обратилась судья к маме. Голос ее был мягкий, и мама поняла, что судья – добрая женщина, хотя она еще ничего и не сказала. – Вы знаете, зачем мы вас вызвали на этот суд? Вы задолжали государству налог… – и стала называть цифры: столько-то килограммов мяса, столько-то яиц, шерсти и сумму денег в рублях.
Мария Тимофеевна стояла и слушала. Ее ужаснули эти цифры. Она никак не смогла бы этот налог уплатить, даже если и продала бы все, что имела.
– Знаю, что я должна. Но мне не из чего уплатить этот налог. Коровушку я продала. И часть налога уплатила, да козочку купила, чтобы детям молочинка была. Вот на плечах рабочая фуфайка, да резиновые сапоги, и четверо детей – вот и все мое богатство. Вы знаете, я не пользуюсь никакими льготами. Муж у меня был пожилой и к военной службе не пригоден, да и заболел он, умер своей смертью. Хотя он свое здоровье потерял на производстве – он был стахановец, но это не засчитывается. Государство помогает только тем, у кого погибли мужья на фронте. – Она говорила, голос ее дрожал. – В колхозе платят так мало на трудодень, школа за пять километров, дети ходят кое в чем и в снег, и в мороз…
Слезы ее потекли, она говорить больше не могла. Всхлипывая она села, закрыв лицо руками.
Судья посмотрела на Емельянова и строго спросила:
– С кого берете налог!? Ей надо помогать поднять детей, а вы облагаете налогом многодетную вдову!
Наступила тишина.
– Мария Тимофеевна, – снова заговорила судья, – я не могу снять с вас налог. Мне не дано такого права. Я только могу заставить уплатить, наказать и так далее… Секретарь что-то писал.
Суд закончился, но судья не уходила. Емельянов ушел. Тогда судья подошла к маме и сказала, отдавая ей бумагу – выписку из суда:
– Вот вам адрес областной налоговой инспекции. Найдите грамотного человека, и как вы говорили на суде, так все и напишите. Я надеюсь, что с вас налог спишут. Желаю успеха! Не волнуйтесь, – ласково сказала она. Ее добрые и мудрые слова были как бальзам на больное сердце. Домой мама возвращалась бодрая и, хотя нигде не поела, но голода не чувствовала. Чередуя молитву с пением, она благодарила Бога.
По дороге Бог дал ей попутчика. Мама рассказала ему все о суде. Дойдя до деревни Подостровье, мужчина говорит: «Зайдемте в мой дом, я вам напишу это прошение». И она, веря, что это Господь ей споспешествует, пошла с мужчиной, нимало не сомневаясь. Жена его накормила приведенную мужем гостью, а он в это время изложил на бумаге всю ее ситуацию. Мама взяла бумаги, поблагодарила этих добрых людей и с радостью быстрее пошла к своим детям.
В этот же день письмо было отправлено в Новгород. С тех пор агенты прекратили нас посещать. Но мы, дети, еще долго играли в налогового агента. Я брала портфель под мышку и приступала к младшим брату и сестре: «Скажите мне тигорично! Будете платить налог или нет?» Но они только улыбались, а потом и сами играли в налогового агента.
продолжение следует
Валентина Михайловна Ефимова
Галина Шперлинг
Спасибо вам, Галина! Это очень ценно — то, что вы делитесь настоящей, невыдуманной историей, в которой каждая строчка — чья-то жизнь с её радостями и болью
Елена, спасибо. Рада слышать, что этот рассказ вам интересен. Благословений вам.
Спасибо вам! Вместе с детьми ждём каждую главу!